Дикое «Сердце» Аниты

— Только что привезли птицу, которая искупалась в машинном масле, — объясняет Анита. — Домовые сычи ведь селятся рядом с человеком — на чердаках, между балок. Этот, видимо, поселился в гараже. Причем это слеток, пушок еще есть, он летать-то толком не умеет. Ну и нырнул с разбега…

Сыча сразу же назвали Инферно, потому что он был черный от масла, будто только что поднялся из преисподней. После третьей ванны с «фейри» над желтыми глазами начинают появляться густые светло-серые брови, а на крыльях — мелкие рыжие пятна. Инферно от страха подает голос — звук такой, будто кто-то ритмично наступает на детскую резиновую игрушку с пищалкой.

Сегодня люди, подобравшие рядового жителя леса — белку, зайца или сову — оказываются в непростой ситуации. Ветеринарных клиник, где разбираются в проблемах кошек, собак, хомячков и сельскохозяйственных животных, в больших городах по нескольку десятков. Можно почти без труда найти экспертов по жако и какаду, но они часто, говорит Анита, не могут правильно определить вид обычной лесной птицы. Среди диких зверей по-настоящему защищены разве что редкие, вроде амурского тигра, о которых заботятся целые фонды. А вот сбитую на дороге косулю или ежа с рваными ранами везти практически некуда — нужно долго искать специалиста, который знает, как их выходить, и к тому же решится забрать на реабилитацию.

В Воронеже в 2013 году таким пристанищем для диких животных стал центр «Сердце леса» — по сути, дом самой Аниты Придоткайте: сначала пригородный, а теперь вот эта небольшая воронежская квартира. Существует центр благодаря пожертвованиям частных лиц и личной зарплате девушки — она работает в зоомагазине. Телефон Аниты знают местные МЧС, ветнадзор и все воронежские журналисты — ей звонят, если нужно спасти якобы «вмерзших в лед» уток (их почти никогда не приходится спасать — они сами улетают), или проконсультировать по поводу кормления слетков — молодых птиц (их тоже не стоит забирать домой: родители часто выкармливают их уже вне гнезда).

— У нас основная работа информационная: люди звонят и беспокоятся, а ты читаешь им лекции по телефону, что с утками все нормально — они улетят, ежей нельзя поить молоком — им будет плохо, а стрижей не стоит кормить хлебом. Это же насекомоядные птицы. Где они хлеб в небе находят? И пока идет сезон, как сейчас, телефон разряжается за пару часов.

— Сначала привезли пятерых из Старого Оскола, а через два дня еще семерых из Левобережного района Воронежа. Там собака нашла и разворотила ежиное гнездо, трое малышей сильно пострадали, один особенно — у него была большая рваная рана на боку. К сожалению, все трое погибли один за другим. Видимо, с собачьей слюной к ним попала инфекция, от которой не помогли антибиотики. А вечером того же дня к гнезду вернулась ежиха — ее поймали и привезли к детям. Я ей аккуратно подкинула еще старооскольских малышей, и теперь у меня дома ежиная ферма.

Анита нежно вытаскивает из коробки слепого серо-розового ежика с морщинками на крохотном пузе. В это время по комнате прыгают три молочных зайца — русаки, пока не умеющие пользоваться длинными задними лапами, и периодически заваливаются набок. Между ними проходит недовольная Сава. Обычные кошки давно вцепились бы в беззащитных детенышей, но она, за свои 13 лет повидавшая десятки видов лесных зверей, только недовольно фыркает, когда русаки попадаются под лапы. Еще тут живет еж со сколиозом, недавно лечилась одноглазая неясыть Раджетти, а через пару дней приедет болотная черепашка с параличом конечностей и трещиной в панцире: ее переехал автомобиль.

— Из-за чего дикие животные получают травмы?
— Почти всегда это связано с деятельностью человека. За все время моей работы наберется, может быть, десяток пациентов, которые приехали с естественными травмами или инфекциями. А так это браконьерство, забор диких животных по незнанию — когда берут маленьких, а их не надо было брать. Еще спил деревьев, ремонт балконов, наезд автомобиля… Все это антропогенный фактор.

— Разве проблемы диких зверей — это не естественный отбор?
— Я не считаю это естественным отбором. Это мы пришли на их территорию и заняли ее. Мы вырубаем леса под застройку новых зданий, и те же летучие мыши, которые раньше селились в дуплах, вынуждены селиться на балконах, потому что вместо леса теперь стоят многоэтажки. И когда люди делают ремонт, они просто складывают мышей в мешок и выбрасывают в мусор. Естественный отбор — это когда змея залезла в гнездо и съела птенцов. А когда в то же гнездо залезают какие-нибудь пацаны и раскидывают яйца, — это уже вмешательство человека.

— Потом он начал вырастать, периодически сбегать из вольера и таскать у соседей кур. Напряжение росло, и мы приняли решение отдать его в заповедник, — вспоминает Анита.
С Яра и началась история «Сердца леса» — именно тогда в дом Аниты стали впервые приносить раненых или потерявшихся лесных животных. Кошки и собаки, говорит девушка, всегда казались ей привычными, всегдашними спутниками человека, а вот дикое животное — это что-то другое, интересное и необузданное.

— После волчонка у меня случайно появилась ушастая сова, которую мы во время прогулки спасли от собаки, — рассказывает Анита. — Она была подрана. Я начала искать информацию о том, куда в Воронеже с ней с можно обратиться, и поняла, что некуда. Частные клиники не принимают, потому что занимаются кошками и собаками. Специалисты по экзотам толком не соображают, что это за птица, ведь лечат в основном попугаев. Зоопарк отказывает в приеме, потому что это дикое животное без карантина и документов. И как-то пошло-поехало…
Анита с детства мечтала связать свою жизнь с животными, поэтому поступила на ветеринара в Воронежский государственный аграрный университет, но проучилась только три курса. Перед зимней сессией отравили ее любимую собаку. Потом пришла депрессия, болезнь, — сдавать экзамены не оставалось сил.

— Я тогда сильно разочаровалась в себе. Не из-за того, что не смогла спасти собаку, а потому что не смогла даже облегчить ей уход. Она умирала очень тяжело в течение нескольких часов. Может быть, на фоне этой депрессии я серьезно заболела и полтора месяца пролежала с температурой, как раз в феврале, во время сессии. В марте я пришла в университет с твердой уверенностью: раз не спасла Грейку, значит, спасу кучу других. Но в деканате мне сказали: «А что ты пришла? Мы тебя уже отчислили».

Сегодня Аните благодаря самообразованию и большому опыту удается ставить на лапы большинство зверей, которые попадают к ней в руки, а если открыть ленты воронежских новостей, то рядом с ее именем всегда мелькают слова «подобрали», «выходили» и «спасли». Но, как показывает статистика центра, около 17% все-таки не выживают — спасти можно не всех.

— Как вы переживаете смерти животных?
— У меня в душе, как и у всех врачей, есть свое маленькое кладбище. Каких-то отпустить очень трудно, особенно если вложено много сил в их лечение и выкармливание. Когда ты привязался, а все оказывается зря, иногда тяжело до депрессии. Кажется, что все напрасно, и говоришь себе: «Все, завязываю, хватит!» Но люди снова звонят, и снова находятся силы, чтобы продолжать.

— Кот притащил, — рассказывает Ирина, — Нашел в сквере у храма на улице Владимира Невского, где обычно полно людей. Полтора месяца мы его выкармливали. Он у нас очень культурный зайчик — мое воспитание!.. Клевер-о-о-очек, — заботливо и с каким-то сожалением протягивает девушка.

— Вам жалко расставаться?
— Ну, у него же теперь взрослая жизнь…
Выходить лесное животное после травмы — это только половина пути реабилитации, хоть и самая сложная. Следующий шаг — найти хозяев, если зверь не сможет выжить в лесу самостоятельно, или подготовить его к возвращению в большой мир, где ему придется уже без помощи человека искать пищу и прятаться от хищников. Опыт Аниты говорит, что вернуть в дикую природу можно практически каждое второе животное: в прошлом году она приняла 107 зверей, из которых 64 выпустила на волю. В этом году выпускной отметили уже четыре зайца, и Клевер станет пятым.

Мы едем в Дальние сады — садоводство в Советском районе Воронежа, еще в черте города, но уже с частными деревянными домами. Здесь живут друзья Аниты, которые разрешили девушке установить на своем участке два вольера — для зайцев и для птиц. Такая передержка нужна, чтобы животные отвыкли от человека, набрали мышечную массу и подготовились к возвращению в лес.

— Мне хочется снова переехать в частный дом — поставить там вольеры для животных и больше не занимать чужую площадь, — мечтает Анита. — Возможно, вопрос собственной территории для центра решился бы быстрее, если бы я зарегистрировала его официально. Но я работаю как частник, потому что не особо разбираюсь во всяких юридических тонкостях. Я понимаю, что сделать это нужно, но боюсь, что не справлюсь, не потяну… И пока делаю все так, как могу делать.

— Давайте только его выпустим там, где нет хищников? — беспокойство Ирины начинает нарастать. — Чтобы он жил себе спокойно. И чтобы лис было поменьше.
— Ну, лис у нас везде полно, — спокойно говорит Анита. — Да вы не переживайте, вольер большой — квадратов пятнадцать, там одному зайцу места достаточно. Главное — чтобы русак отвыкал от человека и лишний раз его не видел. Семья, которая живет на участке, иногда приходит и немного попугивает, по вольеру стучит.
— О, Господи! — раздается тревожный вздох с переднего сиденья.
— Да нет-нет, не до инфаркта, — пытается успокоить заячью мачеху Анита. — Просто чтобы зверь перестал ассоциировать людей с едой, а начал — с опасностью.

— Это, наверно, большое искушение — привязаться к детенышу дикого зверя? — спрашиваю я.
— Да, включается родительский инстинкт, — подтверждает Анита. — В Доме зайца в Москве (один из центров реабилитации диких зверей. — прим. «Репортера») бывают уже взрослые и совсем ручные зайцы, которых нельзя выпускать на волю. Все очень индивидуально: как люди бывают флегматиками или холериками, так и животные могут быть нелюдимыми или, наоборот, очень общительными.

Ближайшие две-три недели Клевер будет дичать, набираться сил, забывать прикосновения нежных человеческих рук, которые поили его вкусным молоком и кормили свежим сеном. Когда его выпустят в вольер, он почти сразу забудет запах Ирины и скроется в густой траве, больше уже не давая себя потрогать. Но перед этим Анита по просьбе опекунов заглянет ему под хвост, чтобы убедиться, что все это время пара заботилась именно о мальчике. А заяц по-человечески закроет глаза лапой, чтобы как-то пережить эту стыдную манипуляцию.

— Так это у вас не Клевер, а Клеверка, — удивится Анита.
— Девочка?! — вскрикнет Ирина. — А я знала! Сердцем чувствовала, что это девчуха!

На Благовещение, 7 апреля — ровно через неделю после международного дня птиц, — рядом с воронежскими храмами каждый год открываются однодневные птичьи рынки. Тесными клетками, заполненными десятками растерянных зеленушек и синиц, заставлены раскладные столы и капоты автомобилей. Народная традиция обещает: выпустишь птаху на Благовещение — будет тебе счастье: ведь она обязательно «попросит за человека», подарившего ей свободу. Да и продавцы горланят: «Проявите сострадание, выпустите птичку!»

Для человека, никогда не интересовавшегося содержанием птиц, забава кажется безобидной: ну взяли птицу из природы — так выпустили же обратно, еще и фотографии красивые сделали. Но для любого специалиста это варварство, и в зоозащитных группах мероприятие приравнивают к истреблению животных. Анита объясняет: птиц в клетках очень много, они давят друг друга, испытывают сильнейший стресс, их кормят непривычной пищей — семечками и хлебом, часто оставляют без воды, поэтому даже свободные птицы уже не могут улететь из города обратно в лес. Многие попадают под колеса машин или становятся жертвами кошек и собак.

— Ребенку покупают снегиря и говорят: «Бросай, выпускай птичку», — рассказывает о прошлогоднем празднике Паша. — Малыш подкидывает снегиря, а тот камнем ударяется об асфальт. И люди вокруг не унимаются: «Так ты еще раз посильнее подбрось», и птица снова падает без сил на землю. Это адище.

— Из-за пандемии в этом году, к счастью, птиц продавали мало. Такая проблема еще недавно была в Туле, но силами волонтеров и властей все было пресечено. Именно лесными птицами и в таком количестве славится только Воронеж, — вздыхает Анита, — После праздника у нас всегда набирается коробка живых и коробка мертвых.

Зверей после исполненного «сострадания» выпускного подбирают в траве, на асфальте и на нижних ветках деревьев. Выживших и вымотанных забирают на реабилитацию Анита из «Сердца леса» и специалисты из «Нашей природы» — недавно открывшегося в Воронеже второго центра, куда тоже можно принести раненое лесное животное.

— Почему этот промысел живет? Он приносит много денег?
— Он просто не требует никаких вложений, — говорит Паша.
— Я не знаю, много ли он приносит. Знаю, что жизнь одной птицы стоит около 100–150 рублей. Это как бабушки, продающие выкопанные в лесу ростки малины под видом сортовых: ты просто что-то нашел, своровал у государства и продал, — вступает Анита.

— А это из-за бедности или из-за жадности?
— Из-за низких моральных принципов, — емко формулирует Паша.
— Люди туда приезжают разные: начиная от бомжеватого вида товарищей и заканчивая довольно прилично одетыми мужчинами на неплохих машинах, не каких-нибудь «копейках». И машины эти все забиты клетками. Приезжают они два раза в год, на Благовещение и на Пасху — допродать остатки, а потом переходят со своим товаром на Авито.

— Как вы думаете, воронежцы вообще любят животных?
— Любят, — не задумываясь отвечает Паша. — Но именно на Благовещение у людей появляется какая-то пелена перед глазами, и они не понимают, что своими действиями способствуют убийству птиц.

Когда я спрашиваю Аниту, часто ли в городе с животными приключаются истории, она смеется и говорит, что Воронеж — это город куража. Например, зимой 2016 года здесь из грузовика сбежал тигр. Его вместе со второй большой кошкой везли на газели из Москвы на Северный Кавказ — по трассе М4 «Дон», которая проходит рядом с городом. Животное отловили с помощью транквилизатора и отвезли в воронежский зоопарк. Анита вспоминает, что сотрудники МЧС тогда ездили по городу и через громкоговорители предупреждали людей, чтобы те по возможности не выходили из дома — во избежание встречи с тигром.

Еще из окон многоэтажек периодически выпадают черепахи, в обычной городской канаве как-то заметили карпов кои, а один хозяин запер на балконе своего енота и уехал в командировку — пришлось взламывать дверь и вызволять животное. Еще чаще по городу бегают косули, по площадям — зайцы, на набережной реки Воронеж встречают лисов.

— Почему лесные звери начинают выходить в город, к людям?
— Просто места, куда они уходили раньше, исчезают: люди вырубают леса, ведут застройки. Животные приспосабливаются к новым условиям: хищные птицы ловят голубей, ушастые совы селятся в обычных городских парках, лисы выходят к помойкам, ловят крыс, как-то выживают. Им некуда идти, и они подстраиваются под нас, становятся частью нашей жизни. И мы по возможности должны им помогать, а если не можем, то, во всяком случае, не трогать.

— Чего не хватает для понимания между людьми и животными?
— Наверно, терпения и отсутствия жадности. Потому что, если посмотреть глобально, то все эти процессы, запущенные человеком, — это результат жадности. Стремления к наживе. И к власти. Если человек когда-нибудь научится адекватно оценивать свои потребности, то, может быть, у нас будет больше взаимопонимания с природой.

Анита заглядывает в коробку к Инферно и ласковым голосом обращается к птице: «И высушился ты хорошо, и какашки у тебя хорошие».

Но на следующий день под записью с фотографией чумазого Инферно появится печальное обновление: «Сыч ушел утром 11.06 вследствие сильной интоксикации». Еще ниже — комментарий Аниты: «Мы обнаружили масло и в клюве — он сам пытался чиститься и часть проглотил».