Пытательный срок

Официальной причиной смерти 33-летнего Гора Овакимяна, заключенного колонии №6 (Владимирская область, поселок Мелехово), стала двусторонняя пневмония. Мужчина, по ранним заявлениям сотрудников ФСИН, промочил ноги в карцере, заболел, а 6 июля скончался. Но уже эти детали вызвали сомнения у Людмилы Романовой, уполномоченного по правам человека во Владимирской области.
– Я ездила в Мелехово до этого случая. Была во всех камерах шестой колонии – нет там таких влажных помещений, чтобы на полу была вода. Тем более в летний период. Для меня это вопрос, – подчеркнула Романова.
Родственники заключенного 12 июля обратились к руководителю Следственного комитета (СК) по Владимирской области Александру Еланцеву. По его указанию, как сообщила пресс-секретарь ведомства Ирина Минина, состоялась доследственная проверка. Тело Гора повторно вскрыли. После чего в протокол к «промоченным ногам» добавилась информация о следах от побоев. Но главная причина смерти осталась прежней.
Региональный СК по факту смерти Овакимяна возбудил уголовное дело о «Причинении смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей» (ч.2 ст109).
Пресс-секретарь УФСИН России по Владимирской области Инна Галицкая отказалась давать любые комментарии по данному случаю. Однако после того, как мелеховскую историю подхватили многие СМИ, пресс-служба ведомства выпустила информацию о соблюдении прав заключенных. В частности, говорилось в сообщении об улучшении медпомощи в исправительных учреждениях.

Уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова 25 июля посетила Владимирский централ. Она размышляла о том, что многие из заключенных «философствуют, читают литературу и не жалуются на плохое питание». Тем временем в Следственном управлении областного СледКома уже находились прокурорские материалы в отношении шести сотрудников СИЗО-1. А 30 июля против них и двух осужденных были возбуждены уголовные дела о групповом изнасиловании и превышении должностных полномочий. Допрошено свыше 20 свидетелей. Задержаны фсиновцы и работают ли на прежнем месте – об этом молчат прокуроры и следователи.

– Его родственники обращались ко мне дважды, – рассказывает омбудсмен Людмила Романова. – В мае 2016-го они жаловались на противоправные действия сотрудников и других осужденных в отношении их сына. Все материалы были отправлены в соответствующие органы. Но позднее, по результатам следственной и прокурорской проверок, информация не подтвердилась. Второй раз мама Мирзоева обратилась ко мне уже после того, как он убил сокамерника.
Джафар оказался в камере для пыток 3 февраля 2017 года. То, что он рассказал Романовой, позднее подтвердилось в суде. В новое помещение заключенного перевели незаконно в тот день, когда он объявил голодовку, протестуя против карцера. Он догадывался, куда его хотят усадить, и перерезал себе руку, рассчитывая попасть в госпиталь. Однако трюк не удался. Заключенного затолкали в пресс-хату.
Один из осужденных связал его. Затем пытал весь вечер, требуя отказаться от голодовки. Проспавшись, продолжил пытки. Сокамерники не мешали.

– Важно понимать, что эти письма не от разных людей. К примеру, есть у нас один человек, который прислал мне примерно шесть таких обращений, – уточнила она.
Ни одна из 26 жалоб по итогам проверок не подтвердилась, как и первая жалоба от Мирзоева. За три последних года Романовой на память пришел лишь один случай, когда подобное сообщение нашло подтверждение: заключенного Владимирского централа несколько месяцев не выводили гулять.
Проблема в том, что главным доказательством пыток является запись с видеорегистратора, у которого в любой момент «может сесть аккумулятор». Такие видео хранятся лишь месяц. А те 26 жалоб, о которых говорит Романова, касались событий просроченных.
– Для решения проблемы нужно регламентировать работу видеорегистраторов. Мы с этим сталкивались: здесь работает камера, а тут запись прерывается. Человек, заступая на службу, должен включить видеорегистратор. А выключить его, когда сдает пост. Тогда будет объяснимо, куда он заходил, что делал. Это защита не только прав осужденных, но и сотрудников самих колоний, – считает уполномоченный.
Другой момент: жалоба о пытках проходит от заключенного до омбудсмена через множество должностных рук. Официально такие письма должны отправляться (даже из ШИЗО) без цензуры в течение 24 суток. Однако Романовой неоднократно сообщали, что якобы не всегда жалобы уходят.
– Где-то они пропадают по пути. Но пока я ни одного случая доказать не смогла. Это трудно доказуемо.

– УФСИН – очень закрытая организация. Фактически, информация оттуда с большим трудом уходит. Осужденным надо иметь серьезное мужество, чтобы обратиться в какие-то надзорные инстанции. И нет гарантий, что их жалобы выйдут, – уверен Андрей Лыков, бывший председатель региональной общественной наблюдательной комиссии.
За его практику (2008-2014гг.) сообщения о пытках шли регулярно. В отличие от омбудсмена, члены ОНК получали в год 500-700 обращений от заключенных. Сколько из них касались издевательств, Лыков не уточняет, однако, как и Романова подчеркивает – подтвердить случаи пыток практически невозможно.

Под пристальным вниманием комиссии были несколько исправительных учреждений, среди которых шестая колония в Мелехово, где умер Гор Овакимян.
– К нам попало видео из ИК-6: человека на полу держали и пытали. Записал видео один из участников этих действий – заключенный, так называемый, «активист». Который в конечном итоге сам испугался, что натворил.
По словам Лыкова, в большинстве случаев пытателями выступают не сотрудники ФСИН, а именно упомянутые «активисты», на жаргоне – ссученные. Они сотрудничают с администрацией, потому, кроме скромной зарплаты за грязную работу, пользуются льготами: питание, свидания, гражданская одежда. Свою «активность» они проявляют в отношении заключенных, которые не соглашаются с действиями сотрудников учреждения, или для того, чтобы добиться от них требуемых показаний.

Экс-председатель ОНК отмечает, что пытки – проблема кочевая, но не повсеместная.
– Возникали сложности в одном учреждении, затем переходили в другое. Не было такого, что все учреждения жуткие.
К примеру, комиссия никогда не имела нареканий к владимирской ИК-5 и тому же СИЗО-1, где выявилась пресс-хата. Напротив пыточной долгое время считалась ИК-7 в Пакино.
Решить проблему регламентацией видеорегистраторов, по мнению Андрея Лыкова, невозможно. Вопрос вообще не в технике, а в людях. По опыту экс-председатель знает, что, не только заключенные, но даже подозреваемые – это «получеловеки» для большинства сотрудников ФСИН.
– Я был в шотландской тюрьме. Когда там в 80-х возникли похожие проблемы, сотрудников учреждения просто взяли и уволили. Пришли другие люди: без погон, без оружия. Они общаются с осужденными, беседуют, смеются. Другое отношение к людям. У нас же система карательная, хоть и называются учреждения «исправительными». И
сломать ее так просто невозможно. Всегда будут пыточные камеры. Здесь прямая связь следствия и сотрудников пенитенциарной системы.

– Для тех лет, когда я работал, пытки не были характерным явлением, – рассказывает заведующий юридическим отделением Владимирского авиамеханического колледжа, бывший старший оперуполномоченный по особо важным делам УФСИН по Владимирской области Михаил Громов, – Я объехал все зоны региона. Это моя епархия была. И достаточно широкую агентуру имел среди спецконтингента: они бы не стали скрывать.
Громов работал во ФСИН до середины 90-х. С его слов, эпизодические избиения случались, но касались они «негласных сотрудников, которые слабо сработали». То есть «активисты» были и в годы его службы. Но он уточняет, что, скорее, это как исключение, а не правило.
Зарождение проблемы бывший фсиновец видит в 90-х и начале нулевых «с их ожесточенностью и безнаказанностью, не характерными для прежней эпохи».
Приходить в профессию, как утверждает он, стали люди малообразованные. И какой бы ни была психика, профдеформация быстро дает о себе знать.
– Первое, что надо делать – подбирать достойные кадры. Но и после этого с ними регулярно заниматься, обучать, воспитывать, что бы они видели в заключенном, прежде всего, человека. А там их людьми считать не принято. Они ж, если историю посмотреть, даже фамилий не имели – номера у них были.
В 88-м году Громов, как говорит, имел неосторожность пожать руку заключенному 3-й колонии прямо на плацу. Затем его ждал долгий нервный разговор с начальником управления.
– Уволился я из ФСИН, когда получил приглашение поработать в комитете по безопасности Госдумы. Но через три года ушел и оттуда: там еще хуже отношение к человеку.
И как тут не перефразировать Довлатова: «Лагерь учреждение российское – по духу. По внутренней сути».